Сегодня #ДеньРождения, а точнее ЮБИЛЕЙ 70 ЛЕТ, у японского кинорежиссёра и актёр, комедианта, сценариста, писателя, поэта, художника, сына члена якудзы Такэси Китано!
Традиционные правила жизни из журнала Esquire:
Я не ожидаю от жизни многого.
Мой отец был маляром, но говорят, что он был якудза. Мы жили в типичном рабочем районе, и все наши соседи были либо якудза, либо ремесленники. Якудза выглядели очень крутыми и были очень добры к нам, детям. Давали нам деньги на карманные расходы, покупали сладости, но при этом никогда не баловали нас. Если они видели, что кто-то из детей курит или пьет, они могли и побить. А еще они всегда говорили: «Обязательно будь внимателен к своим родителям и никогда не прогуливай школу, а то закончишь как я».
Говорят, дети учатся, глядя на своих отцов. А что если отец просто уходит каждое утро на работу?
Для нас, японцев, быть счастливым — это в любом возрасте заниматься той работой, которая тебе нравится.
Я снимался в телешоу, был комиком, актером, режиссером и писателем. Я хочу, чтобы меня запомнили как человека, который никогда не достигал вершины ни в одном деле, но был лучшим в умении делать много вещей одновременно.
Моя карьера режиссера — это просто умение переживать одно поражение за другим.
Не так давно я пересматривал «жестокого полицейского» (первый фильм Китано, 1989 год. — Esquire). Мне нужно было готовиться к интервью, и я буквально заставил себя сидеть перед экраном. То же самое ты, видимо, испытываешь в тот момент, когда тебя заставляют смотреть твои детские видеозаписи. Это очень стыдно.
Я хочу снимать кино, которое не подлежит классификации. Я хочу, чтобы зрители выходили из зала, не зная, что говорить и что думать.
Меня не вдохновляют другие режиссеры или другие фильмы. Я учусь только на своих ошибках.
Все свои фильмы я монтирую сам. Очень часто я принимаю решение не снимать какие-то сцены, которые во время съемок начинают казаться мне необязательными. Но потом, уже на монтаже, я вдруг понимаю, что именно эти сцены мне и нужны. Что я делаю? Беру куски из других сцен и использую их как замену. Я работаю так: «Ой, мы забыли сделать руль! Давайте поставим на его место запасное колесо».
Не надо давать другим людям воплощать твои идеи.
Юмор похож на насилие. И то, и другое обрушивается на тебя неожиданно — и чем неожиданнее, тем сильнее эффект.
Когда в моем фильме кого-то бьют, больно становится зрителю.
Я всегда снимаю насилие самым натуралистическим образом, потому что хочу, чтобы зрители ощутили эту боль. Я никогда не буду снимать насилие так, будто это компьютерная игра, где кровь льется рекой, ничего не затрагивая в человеке.
Мы давно потеряли баланс между правами и ответственностью. Сегодня все вокруг говорят о правах, но никто даже не заикается об обязанностях.
Современные люди научились игнорировать смерть и делают вид, что ее не существует. Но смерть следует за человеком всегда — хочет он или нет. Я, например, всегда готов к ее приходу.
Ни один человек не может решить, когда должен родиться и — кроме самых трагических случаев — когда должен умереть.
Когда в 1994-м я разбился на мотоцикле, врачи сказали, что я выжил благодаря чуду. Меня парализовало, и мне потребовалось два года, чтобы встать на ноги. Когда все это было уже позади, я подумал: «Это же такая возможность! В мире существует огромное количество историй, как люди, пережившие что-то страшное, чувствовали просветление, а с их мозгом происходило что-то такое, что мгновенно делало их гениями». Вот почему после аварии я начал рисовать. Но все эти истории про просветление оказались ерундой. Я понял это, когда нарисовал свою первую картину.
Я уважаю традиции, но я уверен, что мы всегда имеем право менять их, если чувствуем, что время для этого пришло.
Я не смотрел ни одного болливудского фильма.
